Устроившись в плетеном из лозы кресле, прогнутом до полу тяжестью его грузного тела, старик уютно почмокивал фарфоровою трубкой. Рослый седеющий хозяин дома, ничуть с молодости не располневший, ходил взад-вперед у стола, заложив руки за спину, и на лице его, правильном, словно у киногероя, залегла нелегкая дума. Настольный вентилятор трепал длинные, приклеенные к нему одним концом бумажные ленты. Рядом с ним лежала небольшая, но с виду массивная металлическая коробка. В ней уместился бы бритвенный помазок.
Наконец, Шульте остановился; жесткие светло-голубые глаза его, совсем прозрачные на фоне дубленой солнцем кожи, пытливо вонзились в зрачки гостя. Подсохший, причесанный, тот смотрел открыто и дружелюбно.
— Мы, честно говоря, за эти восемнадцать лет привыкли к мысли, что нас оставили в покое — раз и навсегда… Раз и навсегда! — Рука Шульте с сигаретой огненной чертою подчеркнула последние слова. — Я отдал Черному Ордену все, что может отдать живой человек; я…
Мягко ступая, вошла невысокая, полноватая женщина в длинном цветастом платье, с роскошными иссиня-черными волосами до пояса, по-домашнему распущенными. Цвет кожи, напоминавший о светлой бронзе, сочетание выпуклых скул с горбинкою на носу — все свидетельствовало, что здесь негритянская кровь соседствует с индейской. Женщина, опустив ресницы, несмело полуулыбаясь, поставила на стол серебряный подносик с кофейником, сахарницей и тремя чашками; застыла — узнать, не надо ли чего-нибудь еще, Шульте ласковым жестом отпустил ее, и метиска ушла, раскачивая бедрами и юбкой, как не умеют белые.
— После возвращения оттуда я переосмыслил многое, многое… — Хозяин расставил, чашки, принялся разливать. — И вот — мой учитель тоже. Мы с ним решили, что орденские цели не совпадают с нашими личными убеждениями.
Отхлебнув кофе, гость удовлетворенно склонил голову.
— Возможно, вы знаете также и то, что, несмотря на наш отход от орденских идей, нас нельзя назвать изменниками. Европа, покорная союзникам и русским, считает нас преступниками… кстати, в большой степени именно потому, что мы не покаялись и не попросились на службу новым властям! Многие соратники отделались условным тюремным сроком, а то и легким испугом, потому что сообщили кое-какие сведения, выдали определенные имена… банковские вклады… Мы этого не сделали — потому и живем тут, посреди джунглей.
— Ну, если речь идет о старшем Ордене, то это было бы и невозможно. Любые ваши рассказы сочли бы фантастикой, как полет этого жулика Адамски на «летающей тарелке»… читали?
Шульте сел напротив гостя, положил локти на скатерть.
— Послушайте, адепт… не знаю, какого вы там посвящения! Логики мне всегда хватало. Если бы нас с учителем захотели убрать — наверное, за восемнадцать лет нашли бы, как это сделать… самым естественным, не вызывающим подозрений способом! Вместо этого присылают вас, да еще и с хвостом от самого Белена. Спрашивается: зачем? Отвечаю: уговорить на новое сотрудничество. Причина? В Меру настали не лучшие времена. Я это ощутил еще в сорок пятом… Двое посвященных, весьма опытных, много умеющих, два десятка лет ведут себя, как паиньки, не кричат о тайном сверхубежище в Гималаях, вообще не высовываются. Значит, можно попробовать их вернуть в лоно Ордена. Может быть, сыграть на жалости, на чувстве рыцарства. Вот, мол, как нам плохо, как мы ослабели: даже не можем оградить своего посланника от опасности, от всяких негодяев… наверное, из Перевала Майтрейи? Кто там, в вертолете? А я думаю — ослабели, но не настолько. И в вертолете, может быть, тоже ваши люди. Какие-нибудь «зомби», запрограммированные… — Шульте резко раздавил окурок в пепельнице. — Я элементарно мог бы снять пилота, но тогда машина утонула бы. А так — еще, может, появится… Ну? Я не прав? — Он наклонился к самому лицу гостя, понизил голос. — Кстати, исходя из этих простых рассуждений, я уверен: если сейчас вас, молодой человек, вывести за кордон и шлепнуть, в Меру поймут однозначно: нас с учителем тревожить не надо. Вообще не надо. Никогда. И — не станут… Так что мне помешает отвести вас сейчас в лесок? Ну-ка?..
— Я думаю, только одно, герр Хильдемайстер. — Чужак слегка побледнел, но держался независимо. — То, что я не имею никакого отношения к Меру. Абсолютно. А организацию, пославшую меня, вы только что… назвали сами. Сообщив — кстати, несправедливо — что там негодяи…
Отшатнувшись, Шульте невольно глянул на металлическую коробку.
— Не удивляйтесь, — примиряюще сказал гость. — Осколки Люциферова камня, выбитого из щита мечом архангела, достались и Черным, и Белым адептам!..
— Высшие Неизвестные! — Старик уронил трубку, но она, по счастью, упала к нему на колени и потому не разбилась, лишь угольками засыпала бамбуковую циновку на полу. Затоптав искры, «Санта Клаус» сказал с тяжким вздохом:
— Ну, дожились мы с тобой, Бруно! Вот уж не думал, что такой грешник, как я, и на старости сподобится беседы с членом Белого братства.
— Ха, — если бы я был членом Братства, уважаемый, мне не понадобилось бы ваши пули против вертолета или аллигаторов… Нет, я в лучшем случае доверенное лицо. Из тех, кого у вас называют посвященными Внешнего Круга. Хотя — Шамбала и не знает таких понятий.
Шульте-Хильдемайстер нервно закурил новую сигарету. За окном басили шмели, визгливо зудели рои мелких насекомых.
— Тогда непонятно: что вас занесло к тем, кого ваши хозяева должны презирать и ненавидеть?
— Мои наставники никого не презирают и не ненавидят, в этом их сила. Они хотят встретиться с вами, господа, — или хотя бы с одним из вас. Вы — одни из немногих, кто знает изнутри связь младшего и старшего Черных Орденов, кто знаком с сущностью того и другого. И при этом — критически отнесся к этой сущности… Подобных людей на Земле единицы.