Идя, старались беречь дыхание, — путь немеряный, с высоты лес казался огромным. Однако пилот иногда не выдерживал и хрипло восклицал:
— Кем надо быть, чтобы осмелиться поднять руку на Бессмертного! Воистину, пришли последние времена.
Или еще:
— Гнев Единого пал на Орден. Вижу раскол и брань среди Священных!
Вообще, он выражался очень книжно, в духе прописей Гвардии и Корпуса Вестников.
Наконец, топь стала мелеть, местность — подниматься.
Открылись поляны, затянутые сухим растрескавшимся илом. Скоро нашли чистый ручей, отмеченный по краю пестрыми цветами. Взобравшись на поваленный ствол у воды, беглецы с наслаждением разделись. Пилот принялся полоскать весь ворох одежды и сапог. Цепенея от страха перед Бессмертным, он все же не мог удержаться и нет-нет, а поглядывал, как Аштор моет прекрасные белые ноги с неповрежденным лаком на ногтях.
Рыжую пришлось освободить от чехла, шортов и сырой, как губка, кожи фартука. Она уже давно постанывала на пилотском плече, пыталась прийти в себя — и теперь, под ласковым рассеянным солнцем, очнулась окончательно. Поднялась на локтях. Кажется, была она сложена немногим хуже, чем Аштор — но прискорбная худоба обрисовала мослы колен и кости бедер, приклеила кожу к ребрам и позвонкам… Бледная оливковая кожа с кровоподтеками на груди, с грифельно-серыми струпьями шрамов!
Осознав свою наготу, рабыня легко вскрикнула, обхватила колени и зарылась в них головой.
Как бесконечно ни устала Аштор, как ни сжималось ее сердце при мысли о громадной вымершей земле, которую теперь, быть может, годами придется мерить пешком — она не выдержала и рассмеялась. Забывшись, присоединились к ней Вирайя; почтительно прыснул в ладонь пилот. Медленно появились над сбитыми коленями живые, как родники, глаза: боязливые, вопросительные, доверчивые. Моргнули ресницы. Солнце посыпалось в прорехи облаков. Сидя верхом на толстой, как удав, ветке, хохотала прозрачноглазая длинноногая красавица, едва прикрытая кружевным бельем. Ей вторили двое мужчин, одетых еще более скудно, — на одном, утлого сложения блондине, плавки проштемпелеваны номером.
Красавица была знакома. Из полубреда складывались темная кабина, сотрясаемая моторным рыком; стеганый потолок и это лицо, участливо склоненное… Знакомым казался и второй мужчина — высокий сумрачный бородач. Только по-иному, как бы издавна, тревожно, щемяще… Нет, его не вспомнить!
— Здравствуй, — сказала длинноногая, насмеявшись. — Тебя как зовут, стыдливая мимоза?
— Дана, моя госпожа. Прости меня, я испугалась, увидев себя без одежды.
— С такой фигурой — и бояться раздеться? — удивилась Аштор. — Впрочем, содержали тебя не лучшим образом… Ну, да ладно. Главное, что в себя пришла. А то доставила ты нам хлопот, Дана!
Этого не следовало говорить. Рабыня мигом уткнулась лбом в кору и стала так униженно молить о прощении, что пришлось вмешаться Вирайе. Обняв за плечи, он почти насильно поднял женщину.
— Не слушай Аштор, она шутит! — Укоризненный взгляд в сторону подруги. — Здесь все тебе рады, рады тебе помочь. Ну, ну, перестань сейчас же!
— Слава Единому, — сказала Дана, проведя рукой по волосам. Только теперь заметил Вирайя, сколько седого пепла скрывает рыжий огонь. — Я уже совсем прощалась с жизнью там, на горе. У меня кончился хлеб, я все время спала. — Она всплеснула ладонями. — Неужели вы тоже беглые?
— Беглые? Мы?!
Пилот надулся гордостью Избранного, готовясь достойно ответить, но Вирайя жестом велел ему молчать и сказал как можно ласковее:
— Да, мы бежали с Меру.
Очевидно, злосчастный ягненок не догадывался, что таинственный ночной вылет иерофанта был не сверхсекретным орденским делом, о котором грех и задумываться, а всего-навсего бегством. После слов Бессмертного он несколько раз закрыл и открыл рот, но ничего больше не изрек. Стоя у ручья, отжимал только что выстиранную фуфайку Аштор. Коль скоро мир уже разрушен, пусть рушится до конца. Будем философами.
— И вам удалось захватить самолет?! Какие же вы мо…
Тут Дана вдруг уставилась, не мигая, в одну точку; на секунду замерла, как загипнотизированная — и, позабыв о своей наготе, ринулась вон со ствола. Вирайя еле успел поймать ее за руку, потом подскочил пилот. Аштор ахнула и скатилась с насеста, по-женски решив, что рыжая увидела змею или иного гада.
Но рабыня, бившаяся в руках мужчины, с диким ужасом смотрела на два золотых крылатых диска. Большой и малый, подвешенные за цепи, они мирными маятниками покачивались рядом…
— Успокойся, — захрипел Вирайя. — Да стой же! Ты права. Сейчас, сейчас…
И, отпустив Дану, сильным решительным движением забросил сверкающие бляхи как можно дальше. В болотное «окно», прикрытое ряской и плавучим сором.
Отчаянный вопль пилота прокатил дальнее эхо по лесу, спугнул птиц и потревожил гревшихся на солнцепеке мудрых сетчатых питонов.
Варуна видел великую армию.
Возможно, не так уж не прав он был, предполагая что «коротконосые» узнали о гибели Архипелага. Волна вооруженных племен двигалась с гор Севера, увлекая за собой остатки приречных общин. Армейские посты успевали только послать отчаянную радиограмму соседу — и умереть, поскольку боеприпасы оканчивались быстро, подвозить их теперь было неоткуда, а коричневые воины, веселые фанатики, с песнями шли на пулеметы и орудия, пока молнии белых демонов не захлебывались под горой трупов…
В нежнейших сиреневых сумерках Варуна подвесил «стрекозу» над заболоченной равниной. Три больших муравьиных колонны извивались в пустынном просторе, порою сливаясь краями. Светлые огоньки, мерцая, перебегали вдоль колонн, словно солнечные блики на хитиновых панцирях — то блестело оружие. Роями стремительных жуков стелилась конница, подсвеченная закатом кирпичная пыль взлетала из-под копыт на сухих участках.