С раздирающим гулом и свистом, оставляя широкую полосу гари, из-за Фавора взмыл крутой дугою остроклювый черный самолет с золотыми дисками на треугольных крыльях.
Уберегли, значит. Сколько веков хранили ради подобного случая! А может быть, несмотря на отсутствие всего, сумели изготовить? Если так, бедная наша Земля…
Сисара не успел додумать. Черная стрела, на бреющем пройдя над самыми башнями, вдогонку машинам растопырила дымную пятерню. Ракета ударила точно: дохнул огненный зев, полетели стальные лохмотья, в горящем комбинезоне закувыркалась безголовая кукла — стрелок-радист… Не дожидаясь, пока рванут топливные баки, Сисара вскарабкался к люку. Сзади визжал раздавленный прогибом корпуса механик-водитель. Отчаянным натиском отвалив массивную крышку, командир выкатился на лобовую броню; соскочил с нее, побежал, разбрызгивая лужи. За ним басовито вздохнула земля, и стало горячо спине. Машины справа и слева уже бушевали чадными кострами…
Поздно вечером, оглядываясь за горы, где мерцало тусклое зарево, выбрел Сисара к шатрам мирных кочевников — кенеян. Шлем он потерял в дороге, лицо скрывал грим из жирной копоти и пыли. Все тело сочилось болью после целого дня на крутых тропах, ноги были стерты до мяса; на затылке саднил большой ожог, кожа слезала мокрыми лоскутами.
Собрав последние силы, начальник отряда доковылял до шатра, где жил данник царя Иавина, кенеянский вождь Хевер, человек хитрый, но более развитый, чем его соплеменники. Видимо, хозяин был дома, огонек светильника теплился за чуть отодвинутым дверным полотнищем. После ада в долине Киссона и мучительного пути через горы все казалось добрым сном: уютный свет, тишина, шорохи в козьем загоне, стадо островерхих шатров под дубами, запахи навоза и парного молока.
Сисара отдернул полотно и заглянул в шатер. Он ошибся: дома была лишь жена Хевера. Широкобедрая и плосколицая, вовсе не женственная Иаиль шила, сидя на вытертом ковре, а кругом возились ее голые дети. Подслеповато моргал фитиль в глиняной плошке.
Женщина узнала Сисару сразу, порою он заезжал к Хеверу на шумной самокатной повозке — выпить вина, потолковать…
— Зайди, господин, — сказала она. — Мужа моего нет, он поехал в Кадес за сбруей для лошадей. Но ты зайди, я угощу тебя и приму, как подобает.
Из поданного кувшина Сисара умыл руки и лицо; затем вошел и блаженно растянулся на войлочной подстилке. Иаиль напоила его тепловатым кислым кумысом, принесла оливкового масла, и гость смазал ожог на шее, немного утихомирив боль.
Как ни заставлял себя начальник отряда думать о важном, о том, что в штабе его наверняка считают погибшим, — дремотная вялость овладевала измученным Сисарой. Что толку терзать себя, коль скоро нет при нем ни рации, ни даже ракетницы на тот случай, если его станет разыскивать вертолет?.. Останься Сисара на поле боя и не сгинь под обстрелом с воздуха, его бы наверняка живьем освежевали «заречные»… Главное, он уцелел — значит, есть шансы выбраться отсюда. Наутро он облачится в долгополую одежду Хевера, купит у вождя лошадь и поскачет к морю. Бегства Сисары не видел никто, ушел он тростниками, речной долиной, — погоня вряд ли будет выслана, и не позднее, чем завтра вечером, он достигнет потайной бухты, куда заходят патрульные катера.
Так оно и произойдет. Спокойнее, дружище, спокойнее!.. Сейчас тебе надо отдохнуть. Хорошенько отдохнуть до рассвета…
Самый смелый из детей, курчавый малец с торчащим, будто морковь, пупком, приковылял и вытаращился на гостя, не зная, заплакать или улыбнуться. Сисара сделал ребенку гримасу, пытаясь насмешить…
Оставив шитье, хозяйка быстро оглянулась. Глаза Сисары были закрыты.
Она бесшумно подошла вплотную, наклонилась — грузная, как медведица… Веки гостя дрогнули, приподнялись. Он еще не спал, хотя глядел с сонной беззащитностью.
Иаиль прикрыла Сисару шерстяным одеялом и вернулась к своему шитью. Командир лишь благодарно покивал головою и завозился, устраиваясь поудобнее… Говорить не хотелось. Да и о чем он смог бы говорить с этой дремучей бабой, наверняка видящей в нем опасного колдуна?.. Она в жизни не поймет, какая беда надвигается на земли ханаанян и все прилегающие страны. «Заречные», потомки адептов Внешнего Круга, что спаслись в малых убежищах Приморья, пытаются восстановить допотопную мировую империю. Это шестьсот тысяч беспощадных фанатиков, уверенных в своей богоизбранности; их воины храбры и великолепно обучены, женщины обильно рожают, а Меру то и дело подбрасывает им подарочки из своего арсенала. За много лет до сегодняшней битвы мощным артобстрелом были обрушены стены старейшего из после потопных городов, Иерихона; выжжен напалмом город-крепость Гай; гигантские осветительные ракеты превратили ночь в день и тем повергли в трепет армию пяти ханаанских царей под Гаваоном… До недавних пор мы удерживали за собою морское побережье, теперь приходится отступать. Склады оружия и боеприпасов в подземельях штаба сектора почти опустошены. Надо искать новые пути сопротивления. Готовиться к тысячелетней войне. Но все это потом… завтра…
На миг еще прояснело сознание Сисары; почудилось ему, что осторожные шаги хрустят вокруг шатра, сжимается кольцо крадущихся врагов. Верный пистолет сразу по приходе в дом был засунут Сисарою под изголовье. Выхватить его, вскочить, распахнуть вход… Нет сил. То, должно быть, топчутся козы. Завтра…
Окончив шить, Иаиль накормила грудью полугодовалую девочку. Все с тем же бездвижным, словно у зверя, лицом вышла вперевалку на двор и принесла один из кольев, которыми прибивают к земле края шатра. Взяв в другую руку деревянный молоток, снова подошла к ложу гостя. Дети затихли, глядя с любопытством из своих углов, что делает мать. Она послушала дыхание Сисары и, найдя его спокойным, приставила окованное медью острие кола к виску спящего. Начальник отряда шевельнулся, по-детски сворачиваясь под одеялом. Не медля, Иаиль взмахнула молотком и деловито нанесла удар.