Битва богов - Страница 84


К оглавлению

84

Когда я окончил свою очередную проповедь, Ханна склонила тщательно причесанную платиновую головку, и я, даже не пытаясь увидеть ее ауру, почувствовал, что мозги Валькирии работают, как никогда в жизни. Даже при изучении материальной части «Хейнкеля-111»…

— А почему… почему мы никогда не слышали обо всем этом? Может быть, немцы воевали бы лучше и не подпустили врага к столице, если бы знали, что сражаются за спасение всего мира от гибели?

— Ты думаешь, их вдохновила бы на подвиг опасность падения Луны… через миллионы лет?! Ох, вряд ли… Профанам, Ханна, достаточно знать одно: по форме черепа, по цвету волос и глаз они настоящие нордические немцы, а значит — лучше, умнее, талантливее, чем разные там динарские немцы, славяне пополам с татарами, ожидовевшие французы… не говоря уже о цыганах и евреях, по-нашему, эзотерически — «межлунных»… Они должны понимать четко: если победят недочеловеки, благородная немецкая кровь смешается со всякой нечистью, дети родятся дураками и уродами… вот, на таком уровне, не выше! За это можно и лечь костьми…

Внезапно она отшатнулась и посмотрела на меня такими глазами, что я сразу почувствовал себя негодяем, ударившим ребенка.

— Значит, потом, когда мы… ну, может быть, не в этой войне… но когда мы окончательно победим, — настоящими людьми будет признана только самая верхушечка? Нордические? А что с остальными? У меня прабабка по отцу — полячка, Срезневская…

Понимая, что промедление здесь недопустимо, я бойко ответил:

— Тебе, как посвященной, и уже достаточно высокого ранга, можно знать: идея чистой нации, нации демиургов, временная и служебная; духовно-энергетические центры могут быть развиты и у негерманцев, благодаря исключительной собранности, самопознанию и упорству. Даже сам Первый Адепт отнюдь не являет собою образец расовой…

Я умолк, не окончив фразы. Ханна беззвучно, страдальчески плакала. И все ее естество требовало, чтобы я ушел.

Глава Х

Комната, куда меня привели, просто раздавливала чрезмерной пышностью, слоновой массивностью низких колонн, точно разбухших от тяжести лепного потолка. Лишь одна стена была лишена украшений: гладко-выпуклую, сплошь из молочного стекла, ее окаймляла мраморная рама. И все, кто расположился в комнате, сидели (вернее, полулежали) лицом к этой стене.

Бессмертного я узнал сразу. Он кутался в какую-то совсем не орденскую меховую накидку и вообще выглядел усталым, чуть ли не больным. Среди свиты первым делом нашел я синеглазого красавца-бородача, немало меня смущавшего. Он напряженно смотрел по сторонам и уж наверняка не был ни вялым, ни хворым: точь-в-точь пес, готовый броситься.

Вестник проводил меня к длинному креслу-ложу. Отвесив поклон иерофанту и по-орденски приветствовав прочих, я сел, чувствуя себя неуютно от вежливо-испытующего внимания синеглазого и его столь же рослых, бледно-смуглых и носатых коллег.

— Бруно, — хрипловато сказал Бессмертный, и в голове моей пронеслась дурацкая мысль — неужели такой, как он, способен простудиться?.. — Бруно, мы пока не можем однозначно ответить на… на ваш главный вопрос. Но сегодня, сейчас, на одном из островов Тихого океана произойдет событие, которое может повернуть ход вашей войны, и не магическими средствами, а военными, правда — особого рода…

Слово «вашей» в применении к войне больно резануло меня — до сих пор я думал, что в мире идет наша война, битва богов, которую наконец-то должна выиграть космическая иерархия, профанами именуемая «силами тьмы». Народ и армия райха; германский Черный Орден, его покровитель — город Меру-Агарти, подчиненный, быть может, скрытым великанам-сверхлюдям — какая совершенная, стройная пирамида, возглавляемая космическими демонами, Высшими Неизвестными! Ее осаждают полчища недочеловеков, а за спиною их — Перевал Майтрейи, лукавая обитель слуг иудейского бога, который погубил мир прошлым потопом и стремится теперь сделать нас заложниками нового… Да, я считал эту войну общим делом Берлина и Гималаев — и насторожился, услышав слова иерофанта; но упоминание о «военных средствах особого рода», признаться, ласкало слух.


…Я понятия не имел, было ли это сокровеннейшее знание передано нам из Убежища, или наши физики дошли до него своим умом. Ган и Штрассман, светочи германской науки, кажется, первыми продвинулись к разделению атомного ядра; статьи на эту тему, вполне открытые, на исходе тридцатых годов замелькали в «Натурвиссеншафт». Потом — разом опустилась стальная штора секретности. Кто-то в немецком Ордене (сам ли?) уразумел, что речь идет не о лабораторном курьезе, а о договоре с одним из опаснейших демонов Земли… В райхе над расщеплением атома работало сразу несколько групп. Уран они получали из Богемии, с рудников Иохимсталя, а после завоевания Бельгии пользовались рудою, добытой в Конго. Тяжелую воду, необходимую для замедления нейтронов, выпускал завод в норвежском городе Рьюкане. Отовсюду, куда только дотягивались его руки, собирал Орден ученых, оборудование — после 41-го года даже из Харьковского физико-технического института…

Но, видимо, с некоторых пор вмешались в игру вечные мистические соперники… Мы так и не сумели объединить усилия атомщиков, проживавших во владениях райха или в дружественных странах. Сциллард, Вигнер, Теллер покинули Венгрию; Вайскопф, а затем и Бор бежали из проглоченной нами Дании; Италия упустила Ферми, Сегре, Понтекорво — и всю эту сокровищницу талантов подгребла Америка!..

Несмотря на коварство врагов, работы продолжались с истинно немецким упорством. 8 июля 1943 года СС-бригадефюрер адепт Менцель доложил Герингу, что «за несколько месяцев дело довольно значительно подвинулось вперед». О том же, что случилось позднее, знала только тесная группа особо посвященных. Полагаю, даже Первому докладывали далеко не все, чтобы он, со свойственной ему на телесном плане истеричностью, не вмешивался и не торопил. И вот, по счастливой случайности — во время моего пребывания в Агарти многолетний скрытый труд, подвиг адептов-искателей должен был увенчаться триумфом!

84