Лежа, я пристально, не упуская мелочей, огляделся по сторонам. Путь, огибавший пропасть, вначале пролегал вдоль насыпи из давно рухнувших сверху, смерзшихся обломков, — только на этом завале и мог притаиться стрелок, и сейчас он наверняка менял свою позицию, чтобы достать нас… Шепотом приказав Ханне лежать неподвижно, я завернул повыше полы чубы и, сжимая пистолет, пополз к насыпи. Скромный «вальтер» П-38 с укороченным стволом — против автомата или ручного пулемета… Бедненько, — но, может быть, мое изощренное чутье уравняет шансы?..
Я полз, стараясь заслониться каждым бугорком или наледью. Стояла тишина, глубокая и полная, будто на дне морском, — такою делало ее безвоздушье. Пришло отчетливое понимание: мы живы против законов природы, и Ханна, и я, и мой невидимый противник; прервется поддержка магов Меру, и все мы захлебнемся собственной кровью. Но пока что распирала меня эта горячечная (не предсмертная ли?) бодрость, и чувства были ясны, и звуки звонки, и краски чисты, как никогда прежде; и я, не чуя своего веса, взобрался на насыпь и там затаился, ожидая, не хрустнет ли снег, не посыплются ли камешки под ногою крадущегося врага.
Ага, вот оно! Легкое мышиное царапанье за камнями слева… Может, эхо собственного взбесившегося пульса в висках? Нет: течет сухая снежная струйка, скрипнул подкованный каблук… Опыт подсказал мне: надо действовать быстро, ошеломляюще. Вскочить и навскидку разрядить в него обойму. Он не успеет повернуть свою пушку. А если уже повернул?..
— Бруно!
Какого дьявола! Эта идиотка, Ханна Глюк, чем-то насмерть перепуганная, не скрываясь, бежала ко мне. «Ложись!!» — срывая связки, завопил я; и тут же по нас резанула очередь.
Враг оказался хитрее, чем я ожидал. Он не стал обходить меня по насыпи, а взобрался на отрог склона, начинавшегося за нею, и теперь бил сверху. Я видел его силуэт, крошечную фигурку на небе, вылинявшем от блеска трех солнц. Ханна упала с коротким птичьим вскриком, покатилась, пятная снег клюквенными каплями. С яростным ожесточением я послал пулю… увы, не послал!
Впустую щелкнул боек: взрывчатая смесь в патроне сделалась бессильной, точно глина. Наверное, и у того больше не действовало оружие. Зрители вмешались в поединок.
Спрятав бесполезный «вальтер», прыжками бросился я к неподвижно лежавшей Ханне, присел около нее… Две-три пули пробили девушке ноги выше колен.
Я успел только порадоваться, что она без сознания, а стало быть, не чувствует боли… Враг уже спешил к нам, не прячась, — рослый, с широким веснушчатым лицом, рыжеватый молодец в меховом комбинезоне и унтах.
Теперь ему не на что было надеяться, кроме как на свою, видимо, немалую мускульную силу. Решив доконать меня, молодец отшвырнул свой парализованный «стэн» и сделал жест, как бы раскрывая братское объятие.
Раны Ханны добавили мне злости; я поднялся навстречу, отдирая примерзший кусок породы — увесистый, с острыми краями. Тогда наклонился и он…
Было что-то дикое, извращенно-комическое в нашем положении: по воле зрителей с невидимой цирковой трибуны, мы затевали бой, достойный неандертальцев!..
Судьба утаила от нас возможное окончание драки. Круглая тень заслонила безжалостное сверкание солнц. То ли неслышно слетев с «наконечника земной оси», то ли воплотившись из пустоты, завис над нами черный двояковыпуклый диск…
…Огромные камни и порталы были из одного куска, невозможно постичь и понять, каким инструментом или орудиями могли быть выполнены эти работы… Местные жители говорят, что все эти и другие сооружения… были построены до инков… что все эти чудеса возникли в одну только ночь на рассвете. Похоже, что те сооружения не были доведены до конца…
Инка Гарсиласо де ла Beгa, «История государства инков», 1609 г.
Перед рассветом бледные зеленоватые пики опрокинулись в подернутое туманом озеро. Задрожала вода, тронутая ветерком. Отступая, будто пепельный отлив, ночь оголяла ступенчатые громады города. Бледнеющее звездное небо бритвою полоснул метеор. И, словно полет его был неким сигналом, над кровлею Дома Виракоч бесшумно снизился круглый черный воздушный корабль.
Внутри его в креслах, охотно принимавших форму тела, возлежали двое мужчин, одетых одинаково: костюмы цвета вороньего пера, золотые крылатые диски на шейных цепях. Один из двоих походил на мумию, другой цвел нежным румянцем, но оба были равно подтянуты и легки в движениях, а совсем сходными делали их носы, чуть ли не от середины лба грозно выступавшие вперед.
Старший адепт щурился и сжимал губы, вспоминая… В былые годы — так ли, словно подкрадываясь, приближался к священному городу-храму корабль Виракоч? Дивно преображаясь, выбрасывал он во все стороны радужный ореол. Мощные лучи ударяли вниз, принуждая сверкать ярче, нежели в солнечный полдень, медную чешую карнизов, полированные плиты крыши. Каменные головы на стенах, с глубокими впадинами глазниц и ртов, словно оживали, поворачиваясь вслед кораблю. И — кольцевым океанским валом раскатывался по городу из главного храма рев священных труб!
Корабль зависал над золотой плитою в центре кровли; откидывалась плита. Величаво спускался адепт по узкому корабельному трапу внутрь здания. Тьма царила там, просторная и гулкая; чувствовалось, что зал необъятно громаден.
Посол Меру ждал, стоя на площадке вверху храмовой лестницы. Приглушенный шум нарастал снаружи, начинали вливаться в гигантские двери ручьи светляков. Оставив на дворе обувь, шурша босыми подошвами, люди с факелами приближались к алтарной черте и падали ниц — впереди верховный вождь в раззолоченном плаще, с букетом перьев над головной повязкою, за ним военачальники, общинные старосты, сотни полуголых крестьян, согнанных на великие строительные работы.