Мягко взяв за плечи, она пригласила меня откинуться на спинку; затем ее губы горячо, остро коснулись моего живота… В следующий миг я выгнулся дугою от наслаждения, равного боли при ударе ножом; свет затмился перед глазами. И — вот странность души! — одновременно в глубине сознания словно форточка открылась, потянуло ледяным ветерком.
Внезапно я постиг глубже прежнего, сколь изысканно-бесчеловечная культура сложилась в Агарти. Северному варвару в жизни не приобщиться к ней… Эта женщина не испытывала ко мне никаких чувств, — но я был посвященный более высокого ранга, и мне следовало угождать. Так мог бы «любить» терафим, обладай он телом… Илой управляла привычка к рабскому подчинению высшим Избранным — плюс многотысячелетний опыт любовной техники, наука, бледным оттиском которой стала в миру знаменитая «Кама Шастра».
Впрочем, открытие это не убавило моего мужского пыла, разве что заставило вздохнуть о несбыточном… Даже Генриху Птицелову, судя по его записям, некогда предстал «идеальный образ женщины, о которой мы, немцы, грезили в молодости, а становясь мужчинами, готовы были отдать за нее жизнь». Что делать, мы и вправду таковы! Неодухотворенная страсть мало радует германца, ему до седин видится любовь мистическая и возвышенная; единение тел и душ с прекрасным чистым существом… таким, как Ханна!
Немного привыкнув к блаженству, я опустил ладонь на жесткие волосы моей партнерши, погладил… Ила подняла лицо; жарко шепнув — «а теперь я хочу так!» — мигом оказалась верхом на мне и с места взяла бешеный темп. Она работала неутомимым тазом, порою нагибаясь и водя маленькими твердыми сосками по моей взмокшей груди, — но я, машинально двигаясь в ответ, думал об отвлеченном. Каким-то образом мои забавы с парикмахершей Вестников напоминали о космическом долге Избранных, людей эпохи приближения Луны. Творцы глобальной «Кама Шастры», холодные, но исполненные непостижимого влечения к чудовищной любовнице — Вселенной!..
По-моему, она заметила мою отчужденность — и вдруг сделала такое своим телом, одновременно целуя меня в губы, что я полностью забылся… Лишь оторвавшись от Илы, сообразил, что в спальне давно и настойчиво щебечет железногорлый дрозд аппарата связи…
Меня ввели в небольшую кубическую комнату, похожую на склеп. Здесь не было ложных окон, как в жилых покоях — рам с матовыми стеклами, за которыми световые приборы воспроизводили каждую пору суток. Честная, неприкрытая плоть камня; несколько кресел, на полу мозаикой выложена змея, глотающая свой хвост.
А на высоте двух человеческих ростов недвижно висел без опоры английский разведчик, Питер Баллард. Он точно сидел на невидимом стуле — очень прямо, сдвинув колени и придавив их ладонями, ни дать, ни взять сидячая статуя фараона; видимо, англосакс не имел возможности пошевелиться. Тело его было почти обнажено, если не считать спортивных трусов. С невольным одобрением я заметил, в какой хорошей форме держит себя этот крупный мужчина, наверняка склонный к рыхлости, как все белокожие, рыжие, веснушчатые…
Синеглазый красавец-бородач, приведший меня сюда, сказал, что Внутренний Круг узнал о пленнике все необходимое и теперь предоставляет Балларда моей воле. Может быть, у меня найдутся темы для разговора с британским коллегой?..
Избранный повернулся и вышел вон, а я сел в кресло и воззрился на беспомощного врага. Меня обуревали противоречивые чувства. Происходи наша встреча там, на краю бездны перед входом в Меру, а тем более где-нибудь на Западном фронте, где каждый из нас был бы в мундире своей армии, с оружием в руках, — что, кроме ненависти, желания уничтожить, мог бы я испытывать к этому человеку?! Но, право, хоть это и не похвала члену Ордена, — рядом с безоружными, скованными молчит мой боевой дух…
Баллард не выглядел измученным, не было на нем следов пыток; но я чувствовал, как он угнетен — свободный охотник, попавший в чужую страшную западню. Взгляд его, устремленный с высоты, казался надменно-презрительным. Да он и вправду презирал меня, считая фанатиком, тупоголовым эсэсманом…
— Мистер Баллард, — начал я, собирая в памяти английские слова. (Раджнарайян-бабу говорил исключительно на хинди и тибетском.) — Меня, в связи с вами, интересует лишь один вопрос: как? Каким образом вы узнали о самом факте моего… путешествия и его цели?
Он не торопился отвечать. Клянусь, я не желал ему зла: передо мною был смельчак и «хай-профи», незримо прошедший головоломный путь в тысячи миль по самым недоступным на свете странам, — но слишком многое зависело от его ответов, и, не разговорись упрямый бритт добровольно, мне пришлось бы идти за помощью к умельцам-допытчикам Меру.
Наконец, он сказал — брезгливо, неприязненно:
— Можете мне не верить, но я понятия не имею, откуда наши все разузнали. Я просто получил задание. И выполнял его, как мог.
Звучало правдоподобно.
Организация, снарядившая Балларда, конспиративна до предела, доступного профанам. Как и наш германский Орден, в миру она известна под двумя буквами — «SS»… Я, конечно, штудировал «Наставление по английской секретной службе» с предисловием Генриха Птицелова, написанное для РСХА, но и оттуда мало что вынес. «Сикрет сервис» трудится во славу Соединенного королевства вот уже три сотни лет, и никто не знает ни подлинного ее названия, ни — кому же она, в сущности, подчинена?.. Зато плоды работы налицо. Стараниями двух «S» был разрушен наш завод тяжелой воды в Норвегии, и переправлены в Англию чертежи самолета-снаряда «Фау-I», и сорван план уничтожения «большой тройки» в Тегеране, и многое другое сделано в ущерб райху, на благо неполноценных рас, вновь затопляющих мир. Баллард — лишь ничтожный винтик этой грандиозной машины, и не ему знать планы ее надежно укрытых инженеров и механиков…